Злобное чудовище
|
Из той же партии: На смерть sindell'а.
--------------------------------------------------------------------------
- Пустыня не создана для человека. И она не создана чтобы любить.
Пустыня, это царство зноя, порождение хаоса. Пустыня не ласковая
мать зверям и растениям, которые обитают в ней. Пустыня жестока к
своим детям и страшен гнев ее для тех, кто рискнет помериться с
ней силами. Страшен ее гнев, но находятся те, кто бросает вызов
бессчетным милям песка, и сердце смельчака бьется ровно, когда
его ступни первый раз погружаются в песок, а ум его погружается
в раскаленную бесконечность. Хвала аллаху, если пустыня молчит,
но истинно гневается всевышний, когда пустыня просыпается и
начинает петь страниику свою вечную песню о райских садах...
В салуне было шумно, но sindell сидел, как завороженный, слушая
рассказ бродяги. Рассказчик был высок ростом, с всклокоченной
бородой и волосами, но его глазами отливали чистой зеленью,
а руки казались руками скелета, обтянутыми кожей. Посетители,
заметив странного расказчика, неизвестного бродягу, подходили,
намеревкаясь сыграть с ним одну из жестоких ковбойских шуток,
прислушивались, делали за его спиной жуткие рожи, пытаясь
заставить его обратить на них внимание и потом, после ссоры,
выпнуть из салуна. Но тот не обращал внимание, и шутники,
прислушавшись более внимательно, садились, и завороженно
слушали о духах и шайтанах, о пирамидах майя, засыпанных песком
на три четверти, о песнях пустыни, о зыбучих песках, о ядовитых
скорпионах размером с собаку и о неминуемой смерти от жажды.
А больше всего они слушали о древних царствах, уничтоженных
аустыней, о высоких башнях-сокровищницах погрузившихся в песок
так, что видна была только крыша, и отважных путешественниках,
раскапывающих ступени и находивших золото и драгоценные камни,
но умиравших от жажды, не в силах вовремя покинуть смертельные
объятия пустыни...
Трудно сказать, верили ли ему посетители салуна, люди в своей
массе примитивные, грубые, жестокие, но знающие цену золоту и
отваге. sindell, обыкновенный фермер, с детства обладающий
обостренным воображением, сидел задумавшись, и боялся, что не
сможет побороть искушение, и когда бродяга уйдет, выйдет тихонько
за ним в ночь, и пойдет за бродягой в пески, искать древние
сокровища, захватив лишь верное ружье да немного муки...
Несколько раз бродяга заканчивал рассказ, но слушатели хлопали
его по плечам, ставили ему выпивку и заставляли владельца салуна
приносить бродяге куски жареного мяса, и тот продолжал. Наконец,
далеко за полночь, все стали расходиться, поднялся и бродяга.
sindell уже ждал его на улице, с мешком за спиной и верным ружьем
в руках. Они отправились в путь немедленно, и через неделю
перевалили горы... Впереди лежала она: оранжевая раскаленная
бесконечность... В последний раз наполнили водой мехи из
источника, что еле сочился в кучке валунов среди барханов,
последний раз посмотрели на птиц, кружащих на краю пустыни, но
не рискующих залетать в ее границы. Среди валунов бродяга нашел
один, размером с дом, на нем, высеченная века назад, шла налпись
на неизвестном языке, дальше - стрела, указывающая направление
и под ней короткое слово. Название города? Так предположил
бродяга, и sindell сразу согласился с ним. Стрела указывала
точно на восток, и под валуном виднелось нечто, напоминающее
булыжную мостовую. Не было сомнений, что здесь когда-то шла
дорога, но куда она вела? Этого они не знали, но бесстрашно
пошли вперед, подгоняемые мыслью о сокровищах, что ждали их
в древнем городе, погребенном среди песков. Бродяга был опытный
ходок и знал пустню, как свои пять пальцев. Они шли уже трое
суток, когда мех с водой, котороый нес sindell прохудился.
Заметили не сразу, вода испарялась, не вытекая из меха, и
sindell не чувствовал, как легче и дегче становится его ноша,
голова у него кружилась от жары, и ему вовсе не казалось, что
груз, давящий ему на плечи, уменьшается.
Когда обнаружили несчастье, было уже поздно. Воды у sindell'а
осталось только на дне. Бродяга молча взвесил на руке свой мех
с водой и бросил коротко: будем выбираться. Они сразу же выпили
остатки воды из меха sindell'а и пошли назад. Бродяга подозревал,
что воды не хватит, но надеялся, что они выберутся из пустыни
вдвоем, ведь теперь, почти без груза, они пойдут намного быстрее.
Последний глоток они выпили, когда на горизонте едва показались
горы, сверкающие снеговыми шапками, а ведь снег, это замерзшая
вода... Бродяга еще держался, а вот sindell начал отставать, ему
мерещились сады с фонтанами, он слышал журчание воды, плеск
волн... Пустыня пела для него, и его разум не был в состоянии
бороться с ней. Он даже не заметил, что бродяга, бросив на него
последний взгляд, спокойно уходит по направлению к горам. Бродяга
знал, что для sindell'а все кончено. Ему осталось жить считанные
часы, и бродяга боялся, что разделит с ним судьбу. Под действием
палящих лучей даже закаленная воля самого бродяги давала трещину,
крошилась, и он увидел оазис, рукой подать от того места где он
сейчас брел, спотыкаясь и увязая в песке. Он стиснул зубы, и
зашагал к горам. Вечером он очнулся, и почувствовал, что
лежит в ручье.
|