Banned
|
Не удержался.
И написал рассказ.
На тротуарах везде лужи, в них лежат листочки и окурки, окрашиваются бензинными сиреневыми наползнями, тарахтят и трясутся на месте машины и дышат выхлопами на прохожих, смешивают свой запах с запахом осени, создают особый - городской аромат. Утром накрапывает дождик, небо растеклось чернилами и неохотно пропускает солнце до земли, которое греет все холоднее,слышно как на проспекте проносятся, как дворовая будняя суматоха, со своим особым, еле различимым звуком закипает. Из домов выходят и спешат, школьники выходят, взрослые, совсем взрослые, старые-молодые и кто к автомобилям, кто к метро, в пальто и без шапок, осень еще не одела по-холодному, но готовится к этому. Из дворов, на тротуары длинной улицы выплескиваются школьники, они шагают стройно и навыпуск, с ранцами, галдят о чем-то, жуют жвачки, приветствуют друг друга, сбиваются в группки и как реки к каспийскому морю, текут к белому зданию школы. Волосы на их раздетых головах треплет слабый, еще теплый ветерок. Три десятиклассника, идущих по утренней, мокрой улице медленнее остальных, составляли одну из таких группок - один тонкий, но широкоплечий, довольно высокий, с шапкой черных кудрявых волос, в кожаной куртке и белых джинсах, на одном плече небрежно висел ранец, он улыбался здоровой счастливой улыбкой и что-то наклоняясь, говорил второму - маленькому, очкастому, рыжему, глазки у него бегали и смеялись, голос срывался на писк, кожа пузырилась прыщиками, он делал странный жест руками - будто обхватывал дерево, и маленькие его ладони рассекали осенний воздух. Третий шел чуть впереди - не рослый, но длинноногий, крепко сбитый, с очень серьезным и чуть грустным лицом, пухлые губы были приоткрыты, он то и дело обводил вокруг взглядом, будто искал кого-то. Его лицо было классически красиво и не по-детски озабоченно, что шло ему, как и всякому отличнику. Этих троих обегали, как муравьи пригорок, стайки младших школьников, неслись друг за другом, кричали, группа девочек-старшеклассниц, спешила по другой стороне улицы. Сотни ботинок - черных и тяжелых, женских мягких сапожек и строгих острых туфель тревожили солнце и облака, плавающие в лужах, разбрызгивали лужицы по сухим частям дороги, по штанинам прохожих, запах воды, мокрых листьев, утреннего парфюма, выхлопных газов повис над улицей и готов был взмыть в воздух и рассеяться, если бы не питался новыми поступлениями - одеколона, машин, городской зелени и дождя. Третий юноша, из замеченной нами группки, по имени Илья, вдыхал этот запах и нес в голове похожие продукты и вещества из школьной жизни, похожие на продукты и вещества всех других - уроки, тетради, книги, друзья, компьютер, порно, учителя, родители, волнующие в таком возрасте развлечения - сигареты и жгучая, смелая выпивка, после которой стараешься не морщиться и еще танцы и плакаты рамштайн или мэнсона на стенах комнаты и конечно постоянные мысли о сексе и переставший быть стыдливым онанизм перед сном, он не думал обо всем этом сейчас, но это было в нем и составляло его жизнь. Но было в нем и еще что-то, что отличало его от школьной толпы, ныло в подвздошье и отдавалось в лоб. Их дружба началась давно, еще в начальной школе - три мальчика учуяли изгойские запахи друг от друга и стали держаться вместе. Сначала они учились в одном классе, потом всех раскидало, но дружить они не перестали. К каждому в своем классе относились плохо, к Илье как к отличнику и интроверту, глухому ко всяким общественным начинаниям, подчеркнуто обособленному, одноклассников раздражала его гордость, хотя он как мог пытался ее сдерживать, что не очень получалось, он в тайне сознавал свое превосходство, или изо всез думал, что оно у него есть. Он верил в свой интеллект и всякий раз удивлялся, когда ему объясняли, что это не совсем то, что нужно для уважения. Илья не умел драться, результатом чего были побои, не частые, но эффектные. Приходя на следующий день с фингалом, он держался так, будто ничего не произошло, что было для него тяжким испытанием, он ходил по школе и сидел на уроках, а на него смотрели и улыбались, ему хотелось сквозь землю провалиться, но это нахлынавало и отступало. Потом фингал проходил, к нему опять лезли, он опять уходил, делая вид, что его это не касается и опять, сказав что-то неосторожное получал кулаком в лицо, отряхнувшись он размахивая кулаками пытался дать сдачи, но снова бесславно падал, заканчивалось это тем, что обидчики, вдоволь поглумившись уходили, а он встав спокойно шел домой, где запершись в ванной яростно умывал водой лицо, по которому текли упрямые слезы. Он вытравливал из себя трусость и слабость, но от природы, будучи тонким и ранимым, жестоко страдал. В шестом классе Илья стал замечать на себе взгляды девочек, одна из одноклассниц упрямо смотрела на него на алгебре, он смутно догадывался что это, но ничего не делал, его половое созревание началось позже, чем у других, но зато бурно и тяжко. С девочками он почти не общался, толи от природной застенчивости, то ли от отсутствия интереса. Саша, еще один участник этой дружбы, был крепче и выше, еврейской национальности, о чем знали все учителя, но не знал никто из детей, его воспитывала одна мама, которая вечно пропадала на работе и троица часто собиралась у него, у него был талант к дружбе, как бывает талант к сочинению стихов или писанию картин, он как-то умел заботливо проявлять интерес, быть искренним, при этом, не скатываясь в сердобольность, а оставаясь все же самим по себе - сильным и насмешливым. Кроме того у него всегда были деньги и он был щедр, в своем классе он дружил с парой ребят и ни с кем больше, класс был самый хулиганский и большая его часть вела с ним борьбу, как и всякая школьная борьба бессмысленную и обреченную продлиться до конца школьных лет. Саша выстаивал в этой борьбе благодаря остроумию, то есть умению свести все в шутку и кулакам. Никита, их общий друг - тихий, маленький, незаметный, в классе он держался мебелью и старался не обращать на себя внимания, на уроках отвечал редко и тихо, учился на тройки, на переменках сидел сиднем или уходил есть, а есть он любил больше всего на свете. Он почти всегда был одет в одну и ту же одежду - коричневые в катышках брюки и серый свитер, у него торчал живот, и руки всегда были в карманах, на лице угрюмые подростковые прыщи, без которых, казалось его лица бы не существовало. Кто бы мог подумать из его одноклассников, что тихость его и незаметность была обманчивая, среди друзей он словно преображался и становился разговорчивым, ироничным, брыжущим слюной, размахающим руками и неумело матерящимся. Он менялся при них мгновенно, будто сразу чувствовал опору, которая помогала ему быть собой. Все трое, они старались найти друг друга на больших переменах и вместе поесть, после школы гуляли по стройкам, паркам, или шли к Саше, за эти годы пережили привод в милицию, несколько кровавых драк, выбитые у Никиты зубы, бесконечные гуляния вечером по улице, школьные дискотеки, приставания к девочками, пьяный дебош в супермаркете, как Саша провалился в заброшенном доме в люк, километры часов за компьютером и просмотром порно, тысячи литров выпитой колы и килограммы съеденного доширака. Вместе их жизнь была счастлива, как бывает, счастлива жизнь членов клуба, они понимали друг друга, заботились и каждый чуть стеснялся своей любви друг к другу. Их дружба еще кормилась и тем, что они втайне считали себя особенными, не такими как все, на чем это основывалось, никто из них наверняка сказать не мог, но каждый был твердо в этом уверен. А впереди маячил еще один год школы, а дальше вузы, расставание, непонятно что, они беспокоились об этом, но осторожные попытки завести разговор на эту тему то одно то другого, то третьего, приводили к раздраженному ''да ты забей''.
|
