Камрад
|
Первая часть моего романа
Уважаемые читатели, обращается к вам автор. Если вы читаете это, значит, вы интересуетесь любительским творчеством. Данное произведение является одной из глав большого романа под названием «Противостояние проклятий». Прошу судить меня со всей строгостью Вашего уважаемого мнения.
- Слыхали ли вы, милочка: к нам в город пожаловал никому до селе не известный гражданин?
- Ещё бы. Всё утро только и говорят об этом. И с чего это, все так им заинтересовались? Клад он что ли?
- Клад не клад, а кто он и по какой причине здесь никто не знает. Скрытный он какой-то: никому не показывается, в своей комнате вот уже третий день сидит. Не беглый ли это Napoleon?
- Ну, вы уж хватили, Катечка. У Наполеона треуголка есть, а у него лишь черные пряди. Не выходит он Наполеоном то.
- Ох! Я потрясена вашей рассудительностью, милочка. Вам бы в академию.
- Да мне предлагали. Только я считаю учёбу делом утомительным и не сочетающимся с моим Persönlichkeit. Пришлось отказаться.
- Все-таки, какая вы умница, Эллачка. Оку приятно внимать. А имени незнакомца не знаете?
- Имени никто не знает, а вот фамилию скажу с легкостью - это единственное, что о нем известно. Её все утро твердят. Я-то мимо Atelier шла и её услышала. Ох! А какие ныне стали платья: золотые пуговички, бахрома, воротнички…
- Прошу, не отвлекайтесь. Так как же его Familienname?
- Постойте… Я записала, чтоб не забыть. Ага! Вот. Мйе-нйя-ло-вь. Ой! Глупая бумага. Ничего ей доверить нельзя… А вспомнила: Менялов.
- Менялов значит. Интересно будет с ним встретиться сегодня.
- Позвольте ведь вы только что дали понять, что он никуда далее своих покоев не выходит?
- Сегодня выйдет. Вы, верно, забыли: сегодня гуляния. По приказу графини все должны присутствовать.
- Какая вы хитрая, Катечка.
Так проходил разговор между двумя баронессами на одной из улиц города Разнова.
Atelier - ателье
Familienname – фамилия
Persönlichkeit - личность
Глава 1
Город Разнов ничем не отличался от иных городов подобного типа. Его короткие улочки извивались как струи молодого ручья. Четырёхэтажные здания плотно стояли, образуя мощную непроходимую стену. Реки не было, но каждую улицу украшал резной деревянный мост, являющийся переправой через многочисленные канавы. На каждом перекрестке располагался дом с красующейся над входом надписью: «Schneiderin». Всё это делало Разнов непроходимым лабиринтом, выход из которого знали лишь блудные собаки да местные воробьи.
Как и во всех других городах, в Разнове круглый день бурлила жизнь: разъезжали на пустых повозках угольщики, периодически выругиваясь на блуждающих зевак; священники порой проносились по улицам, поднимая плотный столб пыли; торговки прыгали на базарах от непреодолимой жажды надуть покупателей на лишнюю копейку.
Как и в любом подобном городе, На некоторых улицах Разнова одиноко стояли ветхие домики в три этажа с табличкой при дворе: «niederreiβen». От большинства домов их отличали дырявые крыши, изъеденные трещинами стены и низкая стоимость наема. Именно в одном из таких домов по улице «Leuve» на втором этаже вот уже третий день проживал наш герой – Родион Альбертович Менялов.
Это был невысокий человек, с черными, небрежно зачесанными назад волосами, с мягким, но в то же время сосредоточенным лицом, блестящим носом и с глазами, смотрящими в несуществующую бесконечность. Его широкие брови делали взгляд более угнетающим и целенаправленным. Широкие плечи возвышались над упитанным торсом и короткими, сильными ногами. На фраке блестела медаль: «За верность». Из бокового кармана свисала цепочка от часов «Орион», а из брюк выглядывал уголок платка. Черные, начищенные до блеска туфли, делали образ Родиона Альбертовича
более официальным и собранным.
Менялов расхаживал по небольшой комнатке, обустроенной одним стулом, столом и изъеденной молью и временем софой, и на бумаге карандашом воплощал в жизнь свою заветную мечту. Его туфли цокали о деревянный пол, что делало атмосферу в комнате более задумчивой и загадочной. Среди бумаг с непонятными рисунками и чертежами можно было заметить зачерствелые крошки пшеничного хлеба и обглоданные бараньи косточки, оставшиеся от вчерашнего, на редкость щедрого обеда. Но, по-видимому, бывшие продукты не очень мешали нынешней деятельности нашего героя.
Schneiderin – портниха
Niederreiβen – на снос
Часы пробили двенадцать. Завтрак давно закончился, а обед еще
не начинался. Шли лучшие часы дня. Но вдруг покой нарушился ехидным скрипом входной двери.
- Мысье Менялов… Мысье, простите за беспокойство, у меня до вас сообщение.
Менялов стоял у окна и наблюдал за спором двух торговок на улице, не отвечая на оклик вошедшего человека.
- Мысье Менялов. – повторил человек погромче – я вот…
- Ой! Тупаков! Я не услышал, как вы вошли! – ответил Родион Альбертович- Все озаруте, маленький разбойник.
Тупаков был полным, среднего роста мужчиной с зализанными волосами на широкой голове и большими, постоянно неподвижными глазами. Игривый взгляд и никогда не сходившая улыбка излучали некоторую тупость и непонятливость.
- Пардон, Мысье. - сказал он.
- Я же предупреждал, чтоб никто не мешал мне.
- Ладно-ладно, Мысье, но, видите ли, у меня чрезвычайно важное до вас дело.
- Хорошо. Давайте. Что у вас там? – наконец поинтересовался Менялов.
- Письмо, мысье.
- Как я вижу, вы знаете французский.
- Не совсем, Мысье.
- В таком случае позвольте дать вам совет: не пытайтесь больше говорить на нем, это вам… ну, скажем, не к лицу.
- Мысье, я с вами не согласен. Я считаю, что я с моим французским дам фору многим другим. – возразил Тупаков.
- Как знать, моё дело посоветовать. Так по какой причине вы меня потревожили?
-Письмо. Личхное.
- Может «личное»?
- Да, конечно. Просто глаза устали – столько книг за утро прочитал.
- Дайте-ка взглянуть на это-то письмецо.
Тупаков передал конверт из жёлтой бумаги, запечатанный красным воском. В правом нижнем углу было написано: «Лично Родиону Адольфовичу Менялову». Менялов взял конверт и не без проблем отлепил восковую фигульку, достал письмо и приступил к чтению:
«Лично Родиону Адольфовичу Менялову. Сегодня в 6 часов на Первичной площади состоится речь графини Перепадовой. После будут проведены общественные гуляния. Присутствие обязательно. Вход 50 копеек».
В конце стояла печать: «Разновский муниципалитет».
Менялов стоял еще несколько минут, разбирая корявый и грязный почерк писаря Разновского муниципалитета.
- Тупаков, а не подскажете который час? У меня часы поломались.
- Вот уж первый пошёл. А о чем письмецо-то скажите, мысье? – подойдя к Менялову и, заглянув ему через плечо в письмо, спросил Тупаков.
- Требуют сегодня на Первичную площадь - в шесть по полудни.
- Ах, как я мог забыть! - глаза Тупакова заблестели, когда он услышал об этом. - Сегодня же торжественные гуляния. Ой, надо идти готовиться. А вы уже решили с кем танцевать будете?
- Если позволите, то я не пойду на сегодняшнее торжество. Передайте кому надо, что я захворал.
- А как же графиня? Ведь там сказано: «Присутствие обязательно».
- На речь графини я, пожалуй, схожу. Ну а насчет танцев и празднества я воздержусь. Что-то мне и вправду не здоровится.
- Ну, как знаете. До свидания, – бросил через плечо он Менялову и резким движением направился к выходу. На огромной скорости он выскочил из комнаты, так что воздушный вихрь сам закрыл дверь.
Немного погодя, Родион Адольфович еще несколько раз прошелся по комнате и, сев на стул, закинул голову и погрузился в раздумья. Но недолго продолжалось его спокойствие, покой снова нарушил на этот раз сильный удар открывшейся двери о софу, и в уже успокаивающейся атмосфере комнаты снова появился Тупаков.
- Совсем забыл. – начал он второпях – как насчёт того, чтобы вместе отправиться на Первичную?… Ой, я забыл постучаться…. Так как вы на это смотрите?
- Чтобы вместе отправиться на площадь? – переспросил не от непонимания Менялов.
- Да.
- Пешим или экипажем?
- Мысье, пешим передвигаются лишь бродяги и попы, а люди вроде нас не должны мучить свои косточки.
- Так и быть, встретимся у входа в пять с небольшим. Как я знаю по плану,туда с две версты будет.
- Мне подходит.
Тупаков снова повторил резкий прыжок, развернулся и побежал к выходу. На этот раз дверь осталась неприкрытой, так как, уходя, Тупаков плечом сильно ее стукнул. Менялов снова погрузился в раздумья.
О чем он думал, автор не знает, но периодически на его лице появлялась улыбка, затем она сменялась грустью, а затем и вовсе исчезала. Однажды Менялов даже вскочил и, быстро подбежав к своим листочкам и чертежам, начал лихорадочно что-то записывать. Но через минуту суета кончилась. Менялов с непоколебимым хладнокровием отступил к стулу и снова погрузился в раздумья. В комнате вновь воцарилась тишина, только собаки лаяли на проезжающие телеги, и жены лаяли на своих спившихся мужей.
Так прошло несколько часов, и если бы часы Менялова не сломались, то они бы показывали: без малого три. Сам Менялов по-прежнему сидел с закинутой головой и закрытыми глазами.
Послышалось легкое топанье каблучков о деревянную лестницу. Дверь медленно отворилась и вошла женщина. На носу её сидели очки, короткие волосы были аккуратно зачесаны, а в крепких руках она держала медный поднос.
- Пора обедать, Родион Адольфович. Уж часы третий час бьют.
Менялов быстро очнулся и, заметив женщину, встал и радостно воскликнул: «О, Клара Сергеевна, наконец-то вы». По лицу Менялова можно было догадаться что он искренне рад этой особе.
- Прошу присаживайтесь - и Менялов вскочил со стула, уступая место.
- Не стоит. Я всего лишь зашла, чтобы доставить вам удовольствие. – она поставила поднос на обивку софы- Я пойду.
- Нет, не спешите уходить – Менялов подбежал к посетительнице и препроводил её к стулу – разве нам с вами не о чем поговорить?
- Извините, сударь, но я не понимаю о чем вы.
- Не пытайтесь меня обмануть. Я сейчас веду работу по теме «правда и ложь» и могу смело заявить, что вы что-то скрываете.
- Что вы?! Видно вы ошиблись, Sie. У меня нет причин что-то скрывать.
- Извините, но проживая в данных апартаментах вот уже третий день я постоянно замечаю в ваших глазах разочарование.
- Даже если так, Sie, я не смею мешать вам своими проблемами.
- «Мешать»?! Не говорите глупостей. Одна из моих работ, посвященная женским проблемам только и ждет такого рассказчика как вы. Вы окажете мне неоценимую услугу введя меня в курс своей проблемы.
- Хорошо, Sie. Но это только вам и никому более.
- С этим проблем не будет. Я забуду о вас, как только вы покинете данную комнату.
- В таком случае я считаю можно начать. – Клара Сергеевна поправила очки, расположилась поудобнее в кресле и, глядя в окно, начала свой рассказ:
Вы не ошиблись на счет обиды. Да я действительно разочарована. Если вы хотите узнать историю этой обиды, то следует вернуться на некоторое время в прошлое. Это случилось семь лет назад. Мне тогда было тридцать пять и, будучи женщиной в самом расцвете сил, я решила опробовать себя и отправилась в далекую страну – Пруссию. Имея в наличии десятилетнее обучение в академии, я могла устроиться на службу куда угодно. Идущая со школьного возраста любовь к детям и обстоятельства предопределили мне мое призвание учителя философии.
Недолго пришлось мне искать известности. Вскоре все графы и бароны хотели нанять меня для обучения их благородного потомства. Набравшись опыта и средств я решила вернуться на родину. Но не успела я как следует обдумать это, пришло письмо, в котором говорилось, что моя единственная сестра серьезно больна и в данный момент находиться в Разнове. Конечно, я незамедлительно направилась туда. Сестра, к сожалению, продержалась всего три дня, но положение, в котором я оказалась, мне подошло, и я решила обосноваться в городе на совсем. Сняла комнату, наняла кухарку - в общем, все стало налаживаться. Но я жаждала работы и вскоре устроилась в городскую школу. Дети были молодцы: на уроках сидели тихо, лишь немного шалили, домашнее задание почти всегда было сделано - все шло хорошо. Но однажды в один день мне пришлось придти на службу раньше. И что же я увидела: все как один сидят в классе и списывают задания с моего пособия. Моему разочарованию не было предела. Впоследствии я не допускала учеников к нему и осознала их полную бездарность. Даже легчайшая задача вызывала у них затруднение.
Клара Сергеевна закончила свой рассказ хриплым голосом, глаза ее блестели.
- Так значит ваше горе связано с непонятливостью детей? – спросил Менялов, расхаживая по комнате и иногда выглядывая в окно.
- Нет. Вы не поняли. Я огорчена не их непонятливостью, это от рождения, и на это сердиться нельзя, а на их отношение к моей работе и ко мне самой. Они могли сказать, что ничего не понимают, и я объяснила бы им еще раз. Но вместо этого, они пользовались моей любовью и доверием к ним. Вот что оскорбляет.
- Вам попались неудачные дети. Разве стоит из-за этого так страдать?
- Так этим все не закончилось. Я проверяла и обнаружила, что все другие учащиеся, без исключения, так же списывают.
- Как?! И остальные тоже. Выходит, все дети были такими?
- Совершенно верно. Именно поэтому я так огорчена: я увидела отношение того поколения к жизни и к учебе в частности. Я испугалась за их будущее и за будущее всей страны. Теперь видно, что я боялась не безосновательно.
- Позвольте, а зачем же вы бросили службу? Разве вы плохо зарабатывали? Зачем вы бросили такой прибыльный ручей? – Менялов говорил громко и быстро, так, что Кларе Сергеевне показалось, что это полицдопрос.
- Дело не в деньгах. Я не могу делать что-то, не видя результатов. Я не хочу работать впустую. Поэтому я ушла со службы, а на оставшиеся деньги купила этот дом. Сейчас я живу в этом доме, питаюсь за счет него, и я одна из самых удачливых женщин – произнесла Клара Сергеевна с гордым равнодушием.
- Я искренне рад за вас. Но вам никогда не хотелось вернуться в учебню?
- Нет уж. Я вижу учеников каждый день и не испытываю стремление их чему-либо учить. Постоянная память о том классе затмевает любое стремление.
- Но вам не кажется, что пора забыть об этом и жить обыденной жизнью?
- Как можно? Ведь каждый день я встречаю тех учеников и даже не стараюсь скрыть лица от них.
- Извините за любопытство, но не могли бы вы назвать нескольких из них.
- Да вы наверняка их уже знаете. Тот же Тупаков, Попов-Шустрый и даже Князь Вирусов.
- Попов-Шустрый это тот, что сегодня с утра прибегал? В желтых брюках?
- Да, наверное. Я не приметила одежды.
- Не очень приятный человек я бы сказал – заметил Менялов и слегка поморщился.
- Ну, мне пора. Entschuldigen. - протороторила Клара Сергеевна минутой погодя и, вскочив, побежала к выходу.
- Постойте – окликнул ее Менялов. Но Клары Сергеевны уже не было.
Из квартиры снизу донеслось, как часы пробили «четыре». Было то время дня, когда солнце своими лучами попадало именно в окно Родиону Адольфовичу. Не одного голоска нельзя было услышать за их отсутствием. Даже неугомонная кухарка Дарья прервала свой голдеш. Казалось все вымерло, но это было не так. Чудо происходило на улицах города Разнова. И чудо это носило название «Подготовка к балу»
Дело шло к вечеру. До назначенной встречи с Тупаковым оставалось полтора часа и наш герой не нашел ничего лучше как занять это время чтением любимой книги. Он подошел к столу и из-под бумажного нагромождения извлек книгу с мужчиной в кепке на обложке. Открыв ее на середине, он принялся бегать глазами по тексту и, иногда улыбаясь.
Так прошел час с лишком. Солнце уже вывело свои лучи из окна нашего героя, а на третьем этаже раздавалось непрекращающиеся топанье какой-то девчушки. Очередной бой часов предзнаменовать пятый час. Менялов медленно закрыл книгу, положил ее на стол и, подойдя к софе, достал из-под нее черный чемоданчик. Помимо тетрадей с книгами и письменных принадлежностей в нем так же находились мыло, бритва, свежее белое полотенце и одеколон в прозрачной фляге, которые он незамедлительно достал оттуда.
Со всеми набранными инструментами гигиены, Менялов направился в сени, где висел единственный в доме рукомойник. Первым делом основательно были вымыты руки и лицо. Затем последовала процедура вспенивания мыла и его намазывание. Бритье прошло успешно – обошлось без единого пореза. Основательно промокнувши лицо полотенцем, Менялов направился в комнату, где вернул мыло и прочее изъятое из чемоданчика на место. Менялов прошелся и опять сев на свой излюбленный стул начал готовиться к выходу в свет.
Его лицо излучало беспокойство и волнение. Его правая бровь подергивалась, а руки безжизненно лежали на коленях. Нельзя себе представить, как трудно было Менялову сделать то, что он сделал но, глубоко вздохнув, он молвил: «Time» - встал и вышел вон.
Entschuldigen – извините
|
Юзайте в Ворде пимпочку F7, коли дерзаете продвигать литературу, не освоив русский язык в рамках школьной программы...
