Глава третья.
Маскарад смерти.
Строгов понятия не имел, каким образом он будет действовать на базе. Но знал он одно – его туда пропустят, причем, скорее всего, безо всяких документов – ибо никакого пропускного ауцвайса в карманах водителя не обнаружилось, да и в таком глубоком тылу, скорее всего, никто не станет зря заморачиваться. Машину эту наверняка должны помнить, если она регулярно возит припасы на блок-пост. Ну а водитель… На базе им наверняка все равно, чья сегодня смена. На всякий случай Строгов приготовил убедительную легенду о том, что сегодня заменяет заболевшего. Немецким он владел в совершенстве.
Грузовик не торопясь переваливался на ухабах проселочной дороги. Вот и сгоревший танк, который был виден с холма. А за ним у дороги сидят, наслаждаясь жизнью, два солдата. И опять из разных войск… «Ничего, расслабляйтесь, пока можете. Придет и ваше время!» - со злостью подумалось Семену.
По дороге он обогнал уныло бредущий к базе патруль из трех человек. И опять один пехотинец и два эсэсовца. Очень, очень это странно…
Семен приветственно махнул рукой часовым у шлагбаума, въехал через ворота на территорию. Никто даже не сделал ему знак остановиться. «Совсем обнаглели немцы, - подумал Семен, - считают, что им тут никто и ничто не грозит…»
Ближайшие ангары находились сразу за воротами слева, и Строгов решил первым делом припарковаться там. Аккуратно подогнав грузовик задним ходом к одному из ангаров, Строгов уверенно выпрыгнул из высокой кабины на землю и с решимостью смертника, кем он, в сущности, и являлся, распахнул дверь.
По ангару гулко разносились методичные удары молотка. Слева в задней части ангара какой-то солдат клепал металлическую бочку, а за его спиной стоял офицер. Строгова он не видел. «Бесконечно можно смотреть на огонь, воду и как другие работают» - вспомнилась Семену народная поговорка.
А ведь офицерская форма может и пригодиться!
Строгову начало казаться, что он с усилием, как спицу, безоглядно вгоняет себя в какой-то смертельный клубок все глубже и глубже. Любая ошибка, любая неожиданная непредвиденность – и все, уже нет хода назад, ничего не изменишь, и не переиграешь… Страх становился фоновым состоянием психики. Можно было даже смеяться про себя, над собственными шутками, но страх, как огромная летучая мышь, висел где-то сзади, стягивая кожу на спине, заставляя напрягаться всем телом от каждой мелочи. Те, кто никогда не испытывали этого чувства – вряд ли его поймут…
Сейчас нужно сделать еще один шаг в глубину этого клубка. Убрать офицера так, чтобы солдат ничего не услышал. Грохот и звон молотка по пустой бочке из-под горючего – отличное прикрытие. Но что, если солдат перестанет стучать?... Нельзя терять времени! Строгов уверенно подошел к офицеру и захлестнул удавку на его шее…
- Так нормально?
Солдат, продолжая работать, обратился к офицеру. Строгов давил руками на ручки удавки, а тело само вспомнило занятия в спецшколе. Умение говорить, не напрягая мышцы тела, чтобы голос не был сдавленным, но в это же время создавать огромное усилие руками или ногами – это было далеко не самым сложным в их подготовке. Курсанты держали на весу тяжеленные гири, соревновались в армрестлинге и разговаривали с инструктором, который сидел к ним спиной. Он не должен был узнать, напряжен солдат, или нет. Сейчас вместо ручки гири были ручки удавки, шероховато цепляющие кожу своими разлохмаченными концами (Строгов не мог отрезать их без ножа достаточно ровно), а вместо самой гири – умирающий немецкий офицер с выпученными глазами, вывалившимся языком и лиловым лицом…
- Да, только оббей по кругу, чтобы ровно выглядело!
В эту секунду Строгов ждал провала. Он уже готов был швырнуть недодушенное тело на пол, и рвануть парабеллум из кобуры, подписывая себе этим смертный приговор. Но то ли его голос оказался похож на голос уже обмякшего телом офицера, то ли солдат просто порядком оглох от своего стука, тот лишь продолжил работу, даже не обернувшись.
Диверсант неслышно подхватил мертвое тело, резко пахнущее каким-то безвкусным одеколоном, и понес его к дверям. Была дорога каждая секунда!
